Вера Мосова - Ходила младёшенька по борочку
За окном зазвенел колокольчик, и у ворот остановилась повозка.
– Ну, вот и заводское начальство пожаловало, – усмехнулся Прохор, – оне у нас пешком не ходят!
Детвора бросилась к окнам, а Любочка вся вмиг подобралась и слегка раскраснелась от волнения. Вскоре молодая семья уже стояла на пороге, повторяя всё тот же пасхальный обряд. Маленький Филя держал в руке красивое яичко, которое протянул бабушке. Все поочерёдно подходили к вновь прибывшим гостям для поцелуев. Пришёл и Любашин черёд.
– Ой, племянница, какая же ты красавица стала! Совсем невеста! – распахнув руки для объятий, с восхищением проговорил Василий.
– Да, она у нас в девках не засидится, – подхватил Иван, – кавалеры то и дело кружат возле ворот. Да только жалко красоту-то такую в чужие руки отдавать.
– А мы и не отдадим! – улыбнулся Василко.
Кабы знать ему, что в душе Любашкиной творилось в миг этот, не стал бы он такими шутками опрометчивыми бросаться. Почитай, целый год с прошедшей Пасхи ждала она этого поцелуя, неспроста первая к бабушке сегодня прибежала да помогать вызвалась. Лизавета легко и просто обнимается с Любашей вслед за мужем, целует её в щёки. Глаза её излучают тепло, радость, чего не скажешь о Любашином лице в этот миг. Но маленький Филя уже дёргает маму за подол, и она переключается на сына, не заметив холодного блеска в глазах племянницы.
Детвора уже весело галдит, расположившись на полатях, и только Ася с серьёзным видом наблюдает за ними. Она тут же взялась опекать своего маленького братца, дяди Васиного сынка, который напоминает ей ангелочка с рождественской открытки. У Фили такие же белокурые локоны, как и у его отца в детстве, а глаза – чёрные смородинки, срисованные с маминого лица. Он мило улыбается и забавно щебечет, пытаясь быть ровней со своими старшими братьями. С Сашенькой-то они уже давно закадычные друзья, всего лишь годок разницы между ними. А вот Стёпа для них обоих на недосягаемой высоте! Анфиса радуется весёлому гомону, которым наполнилась изба. Дом словно ожил, встряхнулся и раскинул свои объятия самым желанным гостям. Прохор чинно беседует с сыновьями, тоже радуясь в душе, какие справные парни у него выросли, каждым из них не грех и погордиться. Любаша старательно хлопочет у печи, помогая бабушке снимать с шестка горячие чугунки с угощениями. Невестки неспешно выставляют на стол свои гостинцы, специально к празднику приготовленные.
Вот хозяйка приглашает гостей к столу. Василий бережно, под локоток ведёт свою Лизавету да за стол усаживает. Любушка искоса наблюдает за ним. А ведь неспроста он так заботлив с женой, под свободной блузою её уже слегка округлился животик. Всё крепче и крепче привязывает к себе мужа коварная соперница. Тюша в это время внимательно наблюдает за дочерью. Давно она приметила, как странно ведёт себя та при Василке, да всё надеялась, что одумается девка, поймёт, что у него своя жизнь. Ан, нет! Не одумалась! Придётся с ней серьёзно поговорить. Ох, уж эта цыганская кровь, так и кипит, никакого с ней сладу!
Глава 2
После Пасхи Тюша всё искала повода поговорить с дочерью. Негоже девице так себя вести. Не маленькая уже, чай, впору женихов присматривать, а она по Василию сохнет. Задумчивая стала. Жалко смотреть на неё. А тут как раз случай и представился. За ужином Иван говорит:
– Ко мне сегодня Киря Титов заходил, ну и намекнул промеж дел, мол, девка ваша уже созрела, спросил, сколько ей годов стукнуло. Говорю ему, что шестнадцатый идёт. А он мне, дескать, неплохо бы сговориться да сватов к осени засылать. Сынок-от его, Гришка, уж больно по ней сохнет, оказывается.
– А ты ему чего ответил? – спросила Тюша.
– А чего я отвечу без её согласия? Жить-то ей!
Тюша посмотрела на Любушку. Та норовисто дёрнула плечом:
– Ещё чего! Не собираюсь я замуж! Тем более за этого увальня!
– А за кого бы ты пошла? – поинтересовался Иван. – Это я на тот случай, если ещё кто намекать станет про сватовство. Должен же я знать, чего людям отвечать – стоит им сватов засылать али нет.
– Ни за кого я не хочу! Я пока не собираюсь замуж! – отрезала девица. – А будете силой заставлять, так я из дома уйду!
– Вот те на! – обиделся Иван.– Уж, вроде, я никогда тебя ни в чём не неволил.
– Зря ты так, Люба! – обратилась к ней матушка. – Наше дело бабье – вовремя замуж выйти да детей мужу нарожать. Мы тебя неволить, конечно, не станем, но и ты подумай – пора подходит, значит надо выбор делать. За нелюбимого мы тебя не отдадим, это понятно. Худа мы тебе не желаем. Много их тут за тобой ухаживает, неужто ни один не нравится?
Любушка отрицательно покачала головой.
– Ну, нет и нет, – сказал Иван, выходя из-за стола. – Значит, не пришло ещё твоё времечко.
Он ушёл, а Тюша подвинулась поближе к дочери, положила свою ладонь ей на руку и легонько погладила.
– Негоже, доченька, по женатому мужику сохнуть, – начала она вполголоса.
Любушка от неожиданности замерла.
– Я ведь вижу, что Василко тебе по сердцу, вы сызмальства дружны были. Только не твоё это, девонька моя. Отступись, и тебе самой легче станет.
– Не станет! – твёрдо сказала Люба.
– И что теперь? Ты из-за него век в девках сидеть собираешься?
– А я дождусь своего часа! – так же упорно продолжала девица.
– Грех это, Любушка! Отступись! Христом Богом тебя прошу – отступись! Иначе сраму не оберёмся. Как же мы будем в глаза Лизавете смотреть?
– А Лизавета ведь не вечна! Может в родах помереть, может от горячки свалиться или отравиться чем-нибудь!
– Господь с тобой, доченька! Что же ты такое говоришь-то?! Грех ведь о живых-то так! Разве ж можно ждать чьей-то смерти?! У тебя своя жизнь! Не лезь ты в чужую!
– А она в мою жизнь влезла! Это можно? Я её сюда не звала! Не она бы, так я, может быть, за Василку сейчас пошла.
Тюша обняла дочку:
– Глупенькая, неужели ты не видишь, что они в ладу живут? Вспомни, как он её из отцова дома выкрал да сюда увёз. Это ж неспроста! У него своя судьба, а у тебя своя. Господь ведёт вас разными путями. А ему-то виднее! Ты ещё встретишь своего суженого, будь уверена, а Василку забудь! Не рви себе душу. Да и мне тоже.
Любушке в этот миг безумно захотелось прильнуть к материному плечу и поплакать от души, но в неё словно бес какой вселился, и он оказался сильнее.
– А я не отступлю! Я добьюсь своего! – с вызовом заявила девица и вышла из избы.
Тюша только горько вздохнула – никакого сладу с девкой! Вспомнилось, как сама она в таком вот возрасте из дома родительского сбежала по большой любви. И что ей эта любовь дала, кроме мытарств? А ведь такая же была горячая да своенравная, как Любаша. Но то была её жизнь, её судьба. Она, хлебнув горя, стала сильнее и мудрее. И видит сейчас, как девка близка к ошибке, которую мать не в силах предотвратить. Ведь за дочку-то её жизнь не проживёшь! Она сама свои шишки набивать должна и на них постигать житейскую мудрость. Пока не обожжётся, не поймёт. Разве сама Тюша слушала свою матушку (царствие ей небесное)? А ведь та ей тоже добра желала, видела, что с Гожо не будет девке счастья. Да что теперь ворошить, как сложилось, так тому и быть. Не будь у неё того горького опыта, разве могла бы она сейчас ценить всё, что судьба ей наконец подарила? Вот и Любаша напролом идёт к своим горестям, и ничем её не удержишь. А так хочется оградить свою кровиночку. Помоги ей, Господи! Вразуми несчастную! Это только в твоей власти…
На Радуницу все пошли на кладбище. Милостыню убогим подали, прибрали могилки. Пока Анфиса с Прохором присели у могилы деда Степана, Тюша своих родителей проведала, они теперь рядом с Лушей лежат. Уже, почитай, год как померли. Отец вдруг расхворался и за неделю сгорел. И матушка после него недолго пожила, следом отправилась. Только здесь теперь Тюша со своей семьёй и встречается да прощенья просит за все беды, что им принесла. И знает она, что груз этот на её сердце никогда не станет легче, так и жить ей с ним.
– Вот, Любушка, посмотри на меня, – сказала она подошедшей дочери. – Однажды и ты так же на моей могилке слёзы лить станешь да казнить себя, что не слушалась слова родительского. И дай Бог, чтоб боль твоя не была такой невыносимой, чтоб не пришлось тебе сожалеть, что своим поведением ты жизнь родительскую укоротила.
Дочь молчала, не зная, что ответить. Соглашаться с матерью не хотелось, но и перечить на кладбище она не решилась. В это время подошла Ася:
– Матушка, я хочу бабушке с дедушкой яички крашеные положить на могилку, дедушка Прохор сказал, что тогда их души получат облегчение на том свете.
– Давай, доченька, только его надо раздавить и скормить вольной птице.
– А где же ту птицу взять?
– Она сама сюда прилетит, когда мы уйдём, и будет нам очень благодарна.
– Давай и тётушке Лукерье тоже яичко положим.
